Парижское соглашение по климату вызывает неоднозначное отношение в российском бизнес — сообществе. Разброс мнений велик: от требований немедленной ратификации до требований отзыва подписи России под Соглашением. Свое мнение по этому вопросу предлагают Первый заместитель Председателя Комитета по энергетике Государственной Думы ФС РФ Игорь Александрович Ананских, и Руководитель Центра экологии и развития Института Европы РАН Сергей Анатольевич Рогинко, недавно участвовавшие в переговорах ООН по деталям Парижского соглашения, закончившихся 18 мая с.г. в Бонне.

Вопрос: Государственная Дума в последнее время активизировалась по вопросам Парижского соглашения, проведя несколько круглых столов. Чем вызван такой интерес?

Игорь Ананских: Парижское соглашение ООН в области климата уже подписано Россией 22 апреля 2016 г. В ноябре прошлого года оно вступило в силу. Поэтому ряд экспертов и структур предлагают ратифицировать Соглашение как можно скорее, чтобы, как они выражаются, «не отстать от мирового мейнстрима». Но у меня как законодателя, возникает вопрос: а что, собственно, предлагается к ратификации? Ведь все модальности и процедуры Соглашения еще предстоит разработать в деталях, чему и посвящен переговорный процесс в рамках ООН, включая недавно прошедшие Боннские переговоры. Не разумнее было бы подождать, пока не выяснится, с чем нам предлагается иметь дело? Я считаю, что на сегодняшнем этапе правила Парижского соглашения можно и нужно о формировать, участвуя в переговорах.
Ведь Парижское соглашение, оно про экологию отчасти, а в основном оно про экономику и про огромные деньги, которые российские компании могут потратить или наоборот -заработать.

Вопрос: Ваше участие в переговорах – это уже попытка повлиять на ситуацию?

Сергей Рогинко: Наша делегация на переговорах всегда по мере сил влияет на ситуацию, отводя от нашей страны и ее бизнеса явные и скрытые угрозы ее экономическим и политическим интересам. В этом – ее главный мандат, утвержденный Правительством РФ. Другое дело – как справиться с этой задачей теми силами и ресурсами, которые на это выделяются. Почему –то за многие годы климатических переговоров (а я участвую в них с 2001 года) сложилась странная традиция посылать на переговоры крошечные группы, которых даже физически не хватает на охват важнейших переговорных форматов. Наша делегация в последние годы уступает по размерам не только странам «Большой семерки», но и, скажем, Новой Зеландии или Малайзии. И это – по важнейшим геополитическим вопросам государственной важности, которые будут определять облик мировой экономики в ближайшие лет 30-40 как минимум.

Вопрос: И какие угрозы Вам удалось определить по линии Соглашения?

Игорь Ананских: Мне, как депутату, курирующему энергетику, было, прежде всего, интересно, чем грозит Парижское соглашение нашему ТЭКу, какие реальные сигналы посылает мировой энергетике само соглашение и тот политический дискурс, который его сопровождает. Например, сам характер обязательств России, принимаемых добровольно, многими воспринимается как достаточно мягкий. На первом этапе (до 2030 г.) это так, но не стоит забывать о его обязательном пересмотре каждые 5 лет в сторону ужесточения. И если сейчас взятая нашей страной планка на 2030 год в размере 70% выбросов от уровня 1990 г. вполне по силам нашей экономике и объективно не требует жестких мер по ограничению корпоративных выбросов, то что будет, если каждые 5 лет эта планка станет регулярно опускаться на ощутимую величину? Тогда довольно быстро дойдет до принудительных заданий отраслям и предприятиям по снижению выбросов, с соответствующей финансовой нагрузкой на корпорации. Стоит также учесть, что свободу маневра до 2030 года нынешняя планка обеспечивает только при нынешнем (нулевом или минимальном) росте экономики. А если экономика начнет всерьез расти (было же такое в «нулевые»)? Тогда ограничения на выбросы появятся уже через несколько лет и начнут «душить» реальный сектор, включая, прежде всего энергетику.

Вопрос: Почему именно энергетику?

Игорь Ананских : По многим причинам, начиная с того, что энергетика – один из ведущих источников выбросов парниковых газов, наряду с промышленностью и транспортом (их доли примерно одинаковы). Тем не менее, многие эксперты трактуют результаты Парижской конференции как сигнал бизнесу к сворачиванию энергетических проектов с использованием ископаемого топлива, и прежде всего, угольной энергетики. Этот сигнал был воспринят рядом финансовых институтов: в частности, о выводе своих капиталов из угольных проектов объявили Норвежский и Шведский пенсионные фонды и Фонд Рокфеллеров. Еще более жесткие позиции озвучивает Международное Энергетическое Агентство (МЭА) , подводя под удар не только угольную, но и газовую энергетику. По его расчетам, для стабилизации глобальной температуры выбросы парниковых газов в мировой энергетике должны сократиться примерно в 10 раз, в то время, как в промышленности и на транспорте будет достаточно «ужаться» всего на 10-15%. Почему на роль показательной жертвы выбрана именно «большая энергетика», остается только гадать; но сам подход не может не вызывать опасений у отечественного ТЭКа.

Вопрос: А может быть, в Парижском соглашении вообще нет никаких привлекательных моментов для нашего бизнеса и той же энергетики?

Сергей Рогинко: Почему же нет? Они есть, и это – новые рыночные механизмы Парижского соглашения. Эти механизмы теоретически дают возможность продажи сокращений выбросов парниковых газов, которые образуются в процессе модернизации оборудования в нашем ТЭКе. На подобных проектах по линии Киотского протокола неплохо заработали некоторые компании нашего ТЭК, и сейчас эта возможность появляется вновь, в рамках статьи 6 Парижского соглашения, посвященной новым рыночным и нерыночным механизмам. Пока эти механизмы прописаны в самом общем виде, идет разработка деталей, сопровождающаяся жестким противостоянием и громкими скандалами на переговорах.

Вопрос: Неужели «джек-пот» так велик, чтобы доводить переговоры до уровня конфронтации?

Игорь Ананских: Такое неизбежно, когда на кону очень большие деньги. Продажа сокращений выбросов по линии Киотского протокола принесла продавцам не менее 15 млрд. долларов, при этом основной доход получили Китай и развивающиеся страны. И это – при том, что временные рамки Киотского протокола ограничены 2020 годом, а у Парижского соглашения таких ограничений нет. Это – документ бессрочный, так что главные бенефициары Киото рассчитывают на еще большие, постоянные доходы до скончания веков. И им совсем не нравится идея принять Россию в свою компанию и с ней этими доходами делиться.

Вопрос: И что они для этого предпринимают?

Игорь Ананских: Идет масштабная, хорошо срежиссированная и обильно проплаченная кампания, имеющая целью вытеснить нашу страну из потенциальной роли продавца сокращений выбросов. Заказываются исследования, пытающиеся доказать, что наша страна «не заслуживает» статуса продавца сокращений, потому что ее обязательства якобы приняты на уровне «обычного бизнеса». А то, что наши обязательства зафиксированы в абсолютных национальных лимитах на выбросы, в отличие от развивающихся стран, которые могут выбрасывать сколько хотят, не волнует ни авторов таких работ, ни делегатов, которые озвучивают их выводы на переговорах и многочисленных параллельных мероприятиях. В проекты переговорных документов вбрасываются искусственные критерии для участия стран в механизмах, не имеющие отношения к сути дела. Например, на нынешних переговорах ЕС предложил одним из таких критериев состояние прав человека; зная отношение Евросоюза к нам, нетрудно догадаться, против кого это предложение направлено, и какая страна будет «отжиматься» этим критерием от продажи сокращений. Уж точно это будут не развивающиеся страны, хотя во многих из них права человека иначе как фикцией не назовешь.

Вопрос: А что мы этому можем противопоставить?

Игорь Ананских: К сожалению, наш бизнес, в том числе компании ТЭК, до сих пор не оценил ни потенциальных доходов в рамках Парижского соглашения, ни того, как серьезны шансы без них остаться. Поэтому начиная с принятия Парижского соглашения защита интересов нашего бизнеса ведется крошечной группой энтузиастов – переговорщиков, не располагающих никакими ресурсами ни на выработку позицию, ни на публикации, ни на параллельные мероприятия – вообще ни на что. Наши силы против оппонентов на сегодня – это рогатка против танка. И, тем не менее, на протяжении уже третьего раунда подряд наши переговорщики как-то умудряются отправлять в корзину все противоречащие интересам российского бизнеса формулировки. Но это рано или поздно закончится; ведь все модальности Соглашения должны быть выработаны к концу следующего года, и ООН больше не допустит безрезультатных раундов. И тогда нашим переговорщикам придется туго – если только российский ТЭК их не поддержит, обеспечив всем необходимым для боя – позиционными документами, параллельными мероприятиями, проработанной системой аргументации и т.д.
Поэтому хочется надеяться на будущую активность компаний ТЭК на переговорах по Парижскому соглашению: ведь, по сути, речь идет об их судьбе. Это Соглашение, в своем «экстремальном» варианте способно поставить под удар их экспортные доходы, лишив рынков сбыта энергоносителей, принудительно переводимых на возобновляемые источники. Не стоит забывать и о такой угрозе как углеродный налог, в прямом виде Соглашением не предлагающийся, но настойчиво в него проталкиваемый мощными группами влияния, я считаю, что всего этого можно избежать, если корпорации нашего ТЭК станут действовать более организованно, создав, например, координирующую структуру – некий Центр коммуникации, который смог бы объединить различные сферы и структуры нашей энергетики для централизации и объединения усилий для защиты интересов российского ТЭК и в целом, в Российской Федерации.

Источник: https://energy.s-kon.ru/